Все остальные женщины из приглашенных на свадьбу выше меня на несколько дюймов. Возможно, кому-то из них такое платье действительно будет к лицу. Но что-то мне в это не верится.

Для пущего унижения мы все должны будем надеть нижнюю юбку с обручем. Я напоминала себе иллюстрацию к роману «Унесенные ветром».

— Ну вот, вы замечательно выглядите. — Вернулась миссис Кассиди. Она сияла улыбкой.

— У меня такое чувство, будто меня воткнули в торт, — сказала я.

Ее улыбка несколько померкла. Она сглотнула.

— Вам не нравится моя последняя идея, — сказала она, словно уличая меня в преступлении.

Из раздевалки вышла Элси Марковиц. За ней плелась хмурая Кейси. Я-то понимала, каково ей.

— О, Анита, — пропела Элси, — вы выглядите просто восхитительно.

Чудесно. «Восхитительно» — как раз то, что я хотела услышать.

— Спасибо.

— Особенно мне нравятся бантики у вас на шее. Мы все наденем такие, вы знаете?

— Что ж, я вам сочувствую, — сказала я.

Она нахмурилась.

— Мне кажется, они только подчеркивают красоту платья.

Теперь была моя очередь нахмуриться.

— Вы это серьезно?

Элси, казалось, была немного озадачена.

— Ну конечно. Вам ведь нравится платье?

Я решила не отвечать, чтобы не дай Бог кого-нибудь не шокировать. Ясное дело, чего еще ждать от женщины, у которой совершенно нормальное имя — Элизабет, — но она предпочитает, чтобы ее называли коровьей кличкой?

— Это действительно самая последняя вещь, которую мы можем использовать для камуфляжа, миссис Кассиди? — спросила я.

Она кивнула — один раз и очень твердо.

Я вздохнула, и она улыбнулась. Победа была на ее стороне, и она это знала. А я знала, что меня ждет поражение, еще в тот момент, когда увидела платье; но если мне суждено проиграть, я намерена как можно дороже продать свою шкуру.

— Хорошо. Дело сделано. Деваться некуда. Я надену это.

Миссис Кассиди просияла. Элси улыбнулась. Кейси ухмыльнулась. Я поддернула юбку с обручем повыше и сошла с возвышения. Обруч качался как колокол, а я была вместо языка.

Зазвонил телефон. Миссис Кассиди пошла отвечать, и с каждым шагом настроение у нее все улучшалось, сердце пело, ведь больше я в ее магазин не приду. Какая радость.

Я пыталась протиснуться в своей широкой юбке сквозь узкую дверь, которая вела к примерочным, когда она меня позвала:

— Мисс Блейк, это вас. Сержант Сторр из полиции.

— Видишь, мама, я же тебе говорила, что она работает в полиции, — сказала Кейси.

Я не могла объяснить ей, где я работаю, потому что Элси когда-то просила меня этого не делать. Она считала, что Кейси еще мала, чтобы знать об аниматорах и убийствах вампиров и зомби. Можно подумать, есть такие дети, которые не знают, что на свете существуют вампиры. Про вампиров уже лет десять как говорят в каждом недельном выпуске новостей.

Я пыталась прижать трубку к левому уху, но проклятые цветы мне помешали. Зажав телефон между плечом и шеей, я завела руки назад, чтобы расстегнуть воротник.

— Привет, Дольф, что там у тебя?

— Сцена убийства. — У него был приятный голос, как у оперного тенора.

— Какая еще сцена убийства?

— Грязная.

Я, наконец, стянула с себя воротник и тут же выронила трубку.

— Анита, ты куда пропала?

— Да тут у меня кое-какие сложности с гардеробом.

— Чего?

— Не важно. А я зачем тебе понадобилась?

— Не знаю, кто этот убийца, но он не человек.

— Вампир?

— Ты специалист по немертвым. Именно поэтому я хочу, чтобы ты приехала, посмотрела.

— Хорошо, давай адрес, я немедленно буду. — На полочке лежал блокнот с бледно-розовыми листками, на которых были нарисованы сердечки. На конце шариковой ручки был купидончик. — Сент-Чарльз? Так я от вас всего в пятнадцати минутах езды.

— Хорошо. — Он повесил трубку.

— И тебе тоже до свидания, Дольф. — Это я сказала уже в тишину, просто для того, чтобы последнее слово осталось за мной. Я вернулась в маленькую комнатку, чтобы переодеться.

Мне предложили сегодня миллион долларов за то, чтобы я убила человека и оживила зомби. Потом эта последняя примерка в свадебном салоне. Теперь еще сцена убийства. Грязная, сказал Дольф. Похоже, у меня нынче будет очень насыщенный рабочий день.

3

Грязная, так Дольф это назвал. Мастер преуменьшать. Кровь была всюду, белые стены были забрызганы ею, словно кто-то разбил о них несколько банок с алой краской. В углу стояла светлая кушетка с причудливыми коричневыми и золотыми цветочками на обивке. Она была наполовину покрыта простыней. Вся простыня была темно-красной. Яркий квадрат солнечного света падал сквозь чисто вымытое, сверкающее окно. В солнечном свете кровь сделалась вишнево-красной и глянцевитой.

Свежая кровь на самом деле куда ярче, чем нам показывают в кино и по телевизору. В больших количествах. Настоящая кровь — в больших количествах — такая же яркая, как пожарная машина, но темно-красный на экране выглядит лучше. В самый раз для реализма.

Но только свежая кровь бывает красной, истинно красной. Эта кровь была уже старой и должна была поблекнуть, но луч летнего солнца вернул ей свежесть и блеск.

Я с трудом сглотнула и сделала глубоким вдох.

— Что-то ты какая-то зеленая, Блейк, — сказал голос у самого моего локтя.

Я так и подпрыгнула, и Зебровски засмеялся:

— Напугал я тебя?

— Нет, — соврала я.

В детективе Зебровски приблизительно пять футов росту; вьющиеся черные волосы, начинающие седеть, карие глаза, спрятанные под дымчатыми очками. Его коричневый костюм был слегка помят; на желтом галстуке красовалось пятно, которое он, вероятно, посадил за завтраком. Зебровски ухмыльнулся. Он мне всегда ухмылялся.

— Признайся, Блейк, я тебя уел. Наша крутая потрошительница вампиров собирается облевать останки жертв?

— Я смотрю, ты опять поправился, Зебровски?

— О, я убит, — простонал он и, прижав руки к груди, слегка пошатнулся. — Только не говори, что ты не хочешь моего тела так же, как я хочу твоего.

— Отстань, Зебровски. Где Дольф?

— В хозяйской спальне. — Зебровски уставился на сводчатый потолок с круглым окошком. — Если б мы с Кэтч могли позволить себе такую хату…

— Угу, — откликнулась я. — Симпатичный домик.

Я вновь перевела взгляд на покрытую простыней кушетку. Простыня лежала на том, что было под нею, словно салфетка, брошенная на лужу пролитого сока. В этой картине было что-то не так. Внезапно я поняла, что именно: выпуклость была слишком мала для целого человеческого тела. Чей бы труп там ни лежал, ему не хватало частей.

Комната покачнулась. Я отвела взгляд и судорожно сглотнула. Прошло много месяцев с тех пор, как мне в последний раз вдруг стало дурно при виде сцены убийства. Хорошо, хоть кондиционер работает. В жару запах становится еще отвратительнее.

— Эй, Блейк, я вижу, ты хочешь выйти? — Зебровски взял меня за руку, будто собирался отвести к двери.

— Спасибо, но я в полном порядке. — Я смотрела прямо в его младенческие карие глазки и врала. Он знал, что я вру. Я далеко не в полном порядке, но буду.

Он отпустил мою руку и насмешливо отдал мне честь.

— Люблю крутых девчонок.

Против воли я улыбнулась.

— Иди к черту, Зебровски.

— Конец коридора, последняя дверь слева. Ты найдешь Дольфа там.

Он ввинтился в толпу. Сцена убийства всегда привлекает людей больше, чем нужно — не зевак, нет: чиновники в штатском, техники, парни с видеокамерами. Вот и сейчас дом напоминал пчелиный рой, полный бешеного движения и суеты.

Я прорезала себе путь сквозь толпу. Моя закатанная в пластик личная карточка болталась у меня на лацкане темно-голубого жакета. Это для того, чтобы полиция знала, что я на их стороне, а не просто прошмыгнула внутрь. И еще, чтобы было спокойнее носить оружие в толпе полицейских.

Я протолкалась мимо кучки людей, которые образовали пробку у двери в середине коридора. До меня донеслись отрывочные фразы: «Боже, смотри, сколько крови… А тело еще не нашли?.. Ты хочешь сказать, то, что от него осталось?.. Нет».