Я вошла в прохладную тишину свадебного магазина, и мои шпильки увязли в таком светлом сером ковре, что он казался почти белым. Миссис Кассиди, управляющая, сразу меня увидела. Ее улыбка на мгновение померкла, но потом она взяла себя в руки. Она улыбнулась мне, храбрая миссис Кассиди.

Я улыбнулась в ответ; мне так же, как ей, предстоящий час большой радости не сулил.

Миссис Кассиди где-то между сорока и пятьюдесятью; фигура у нее ладная, рыжие волосы — такие темные, что они кажутся почти коричневыми — она закалывает во французский узел, как некогда носила Грейс Келли. Она поправила очки в золотой оправе и сказала:

— Я вижу, мисс Блейк пришла для последней примерки.

— Очень надеюсь, что для последней, — сказала я.

— Ну что ж, мы думали над… проблемой. И, кажется, кое-что все-таки придумали. — Позади ее стола имелась маленькая комнатка. Она полностью была заставлена стойками, на которых висели закрытые пластиковыми чехлами платья. Миссис Кассиди вытащила мое розовое платье из вороха его близнецов и, перекинув через согнутую руку, повела меня к раздевалкам. Спину она держала очень прямо. Готовилась к новому сражению. А мне даже не нужно было готовиться, я всегда готова дать бой. Но спор с миссис Кассиди по поводу изменений в наряде не шел ни в какое сравнение со стычкой, допустим, с Томми и Бруно. Там все могло кончиться очень печально, но, тем не менее, пронесло. Гейнор их отозвал — на сегодня, как он сказал.

Что именно это значит? Полагаю, ответ очевиден. Я оставила Берта в офисе: он все еще был потрясен нашим конфликтом с вооруженными парнями. До сих пор ему не приходилось иметь дела с грязной стороной нашего бизнеса. С той стороной, где прибегают к насилию. Нет, эту сторону видели только я, или Мэнни, или Джемисон, или Чарльз. Мы, аниматоры из «Аниматор Инкорпорейтед», выполняли всю грязную работу. Берт же сидел в своем милом спокойном кабинете и посылал к нам клиентов и неприятности. Так было до сегодняшнего дня.

Миссис Кассиди повесила платье на крючок в одной из кабинок для переодевания и ушла. Прежде чем успела скрыться внутри, открылась другая кабинка, и оттуда вышла Кейси, девочка, которая на свадьбе должна была осыпать Кэтрин и ее жениха цветами. Ей было восемь лет, и она с негодованием сопела. За ней вышла ее мать, все еще в деловом костюме. Элизабет («зовите меня Элси») Марковиц была высокая, стройная, черноволосая, смуглая — и к тому же еще адвокат. Она работала вместе с Кэтрин и тоже была приглашена на свадьбу.

Кейси напоминала уменьшенную смягченную копию своей матери. Девочка заметила меня первой и сказала:

— Привет, Анита. Правда, ведь, дурацкое платье?

— Ну же, Кейси, — сказала Элси, — это красивое платье. Такие чудесные розовые воланчики.

Мне это платье напоминало петунью, выращенную на стероидах. Я сняла жакет и попыталась нырнуть в кабинку, не дожидаясь, пока мне придется высказать свое мнение вслух.

— Это настоящий пистолет? — спросила Кейси.

Я и забыла, что он все еще при мне.

— Да, — сказала я.

— Ты, что ли, из полиции?

— Нет.

— Кейси Марковиц, ты задаешь слишком много вопросов. — Мать увела ее подальше, бросив мне смущенную улыбку. — Простите нас, Анита.

— Да мне-то что, — сказала я.

Через минуту я уже стояла на небольшом возвышении посредине почти правильного круга зеркал. С соответствующими розовыми туфельками на высоком каблуке платье, по крайней мере, стало нормальной длины. Маленькие рукава буфф были приспущены так, чтобы плечи оставались открытыми. В этом платье видны почти все мои шрамы.

Самый свежий шрам еще не до конца зажил и выделялся розовой полосой на моем правом предплечье. Но это была всего лишь ножевая рана. По сравнению с другими моими рубцами этот на редкость чистенький и аккуратный. Ключица и левая рука у меня были сломаны, когда в них вцепился вампир и, как собака, вырвал зубами клок мяса. Еще у меня есть крестовидный след от ожога на левом предплечье. Изобретательные ребята, служившие одному вампиру, считали, что это будет забавно. Я не разделяла их мнения.

Одним словом, я смахивала на невесту Франкенштейна, собравшуюся на карнавал. Что ж, возможно, это не так уж плохо, но миссис Кассиди была другого мнения. Она полагала, что шрамы будут отвлекать людей от моего платья, от свадебной церемонии и от невесты. Но Кэтрин, сама невеста, была непреклонна. Она считала, что я заслуживаю того, чтобы быть на свадьбе, потому что мы с ней лучшие подруги. И вот я плачу хорошие деньги ради того, чтобы надо мной поглумились остальные гости. Должно быть, мы и впрямь хорошие подруги.

Миссис Кассиди вручила мне пару длинных розовых атласных перчаток. Я натянула их, с трудом протиснув пальцы в крошечные отверстия. Никогда не любила перчаток. В них у меня возникает такое чувство, будто я щупаю мир через занавеску. Но эти яркие розовые штуковины скрывали мои руки. Все шрамы исчезли. Хорошая девочка. Так держать.

Управляющая поправила на мне пышную атласную юбку, глядя на мое отражение в зеркале.

— Ну вот. — Она коснулась длинным накрашенным ногтем обведенных помадой губ. — Кажется, я придумала, чем можно скрыть это, э-э… мм-м… — Она сделала неопределенный жест в мою сторону.

— Шрам на ключице? — подсказала я.

— Да, — с облегчением кивнула она.

Только тут до меня дошло, что миссис Кассиди еще ни разу не произнесла слово «шрам». Как будто оно было непристойным или грубым. Я улыбнулась самой себе в кольце зеркал. Но смех тут же застрял у меня в горле.

Миссис Кассиди держала в руках нечто из розовой ленты и искусственных белых цветов. Мне стало жутко.

— Что это? — спросила я.

— Это, — сказала она, подступая ко мне, — решение нашей проблемы.

— Хорошо, но что это?

— Ну, это воротник, элемент декора.

— Я должна надеть его на шею?

— Да.

Я покачала головой:

— Так не пойдет.

— Мисс Блейк, я испробовала все, чтобы скрыть этот, эту… отметину. Шляпы, прически, просто ленточки, корсажи… — Она в прямом смысле слова уронила руки. — Я исчерпала всю свою фантазию.

Вот в это я могла поверить. Я глубоко вздохнула.

— Я вам сочувствую, миссис Кассиди, честное слово. Я для вас как чирей на заднице.

— Я бы никогда так не сказала.

— Знаю, поэтому и говорю за вас. Но это — самая уродливая штуковина, какую я видела в этой жизни.

— Если у вас, мисс Блейк, есть предложение получше, я вся внимание. — Она скрестила руки на груди; освистанный мной «элемент декора» доходил ей почти до талии.

— Он же огромный, — отбивалась я.

— Он скроет ваш… — она поджала губы, — шрам.

Я испытала большое желание ей поаплодировать. Она все-таки произнесла это грязное слово. Были ли у меня предложения получше? Нет. Не было. Я вздохнула.

— Наденьте его на меня. По крайней мере, я должна посмотреть, что получится.

Она улыбнулась.

— Пожалуйста, приподнимите волосы.

Я сделала, как мне было велено. Она нацепила мне на шею свое изобретение. От кружев у меня сразу все зачесалось, ленты щекотались как черти, и я даже не хотела смотреть в зеркало. Я медленно подняла глаза и уставилась на свое отражение.

— Слава Богу, что у вас длинные волосы. Я вам их уложу перед свадьбой, и это поможет камуфляжу.

Штука, обвивавшая мою шею, напоминала нечто среднее между собачьим ошейником и самой большой в мире манжетой. Розовые бантики торчали у меня из шеи, как опята из пня. Это было отвратительно, и никаким количеством причесок и укладок невозможно было ничего исправить, однако шрам был полностью закрыт, просто как будто его и не было. Чудеса!

Я только покачала головой. Что я могла сказать? Миссис Кассиди приняла мое молчание за согласие. Плохо она меня знает. Тут зазвонил телефон и спас нас обеих.

— Я на минутку, мисс Блейк. — Она бесшумно удалилась. Толстый ковер приглушил стук ее высоких каблуков.

А я осталась стоять и пялиться на себя в зеркало. Волосы и глаза у меня почти одного оттенка — волосы черные, а глаза такого темного тона, что кажутся черными, хотя на самом деле карие. Этим я пошла в свою латинскую мать. Но кожа у меня бледная — результат вмешательства германской крови отца. Если меня слегка подкрасить, я буду мало, чем отличаться от фарфоровой куклы. Наденьте на меня пухлое розовое платье, и я буду казаться тонкой, изящной, миниатюрной. Вот черт!